Но и этого мало! Ну, поднять бы пуговку или забыть о ней, выпрямиться — и есть глазами начальство. Нет! У Достоевского так не бывает. Это для него и его героев было бы слишком легко и просто.
«Нашла на меня дурь! <…> Наконец, поймал пуговку, приподнялся, вытянулся, да уж коли дурак, так стоял бы себе смирно, руки по швам! Так нет же».
Замечательно это: так нет же! В самом деле, как бы не так! Чего захотели! Чтобы Достоевский отпустил вас так «милостиво»! Помучились, — так вот и еще помучайтесь.
«Начал пуговку к оторванным ниткам прилаживать, точно оттого она и пристанет; да еще улыбаюсь, да еще улыбаюсь».
Вот она — та самая улыбка достоевского непереносимого стыда за человека, мы видим ее! Кажется, мы сами чувствуем на своих губах ее отражение — этой улыбки стыда за то, что может быть так унижен человек.
Такова многослойность, многоэтажность достоевской стыдной ситуации, когда на одну неловкость наслаивается другая, еще более тяжелая, на один этаж надстраивается другой, третий, четвертый — кажется, до бесконечности, так что дух замирает у читателя! Все нарастает напряжение, переходящее в трагическое. В самом деле, ведь эта особая, достоевская неловкость говорит о том, как неловко, неудобно, стыдно жить человеку! Как неловко, мучительно, стыдно устроена жизнь на земле, если человек может оказываться в унизительных мышеловках столь недостойных человека переживаний!
Когда мы взвешиваем значение, пытаемся определить удельный вес художника, мы спрашиваем себя: нужно ли для человечества, чтобы об этом было рассказано, чтобы это было выражено?
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43